записная веб-книжка 
              А.Е.Соловьёва 
              (никнэйм: A.C.Philosopher)

 

В ПОИСКАХ НАПОЛНЕННОГО ВРЕМЕНИ...

 

Кто-то становится геологом, кто-то менеджером или продавцом сотовых телефонов, а у кого-то жизнь складывается таким образом, что центром её оказывается иконопись. Именно так произошло у ростовского иконописца Александра Литвиненко, для которого встреча с иконой стала решающей не только в выборе профессии, но и в глубоком определении своего мироощущения…

Неизбежен вопрос, который в начале всегда звучит: как ты начал рисовать, почему начал именно рисовать, а не музицировать, например?

Как-то так странно произошло. Родители у меня музыканты и вообще-то хотели меня отдать учиться музыке, я даже занимался немного на фортепиано. Но в один прекрасный момент (мне было 6 лет) спросили: чего я хочу больше, заниматься музыкой или рисовать? Я сказал: рисовать. И меня отдали в школу искусств в класс рисования. А мне просто нравилось рисовать, как и большинству детей, я не могу сказать, что имел к этому больше способностей, чем к музыке. Может быть, повлияло то, что папа у меня рисовал хорошо: помню каких-то ковбоев, нарисованных цветным шариковыми ручками, тогда на меня эти рисунки производили сильнейшее впечатление.

Как произошёл переход от детского рисования и учёбы в художественной школе к иконе?

В какой-то момент для меня стёрлась грань между рисованием и мышлением, пусть я многого просто не умел технически, но рисовать для меня было так же естественно и необходимо, как думать. Искусство стало основной формой выражения моего мироощущения. Слушая музыку, рисовал что-то, что соответствовало моим чувствам и мыслям.

Вообще я интересовался искусством самым разным, и современным, и классическим. Дома были альбомы по авангардизму, японской графике, был альбом Дюрера, Босха, Дали, Магритта. Я мало понимал, хотя тогда казалось, что понимал, но главное, всё это в виде какого-то удивительного сплава влилось в мою душу и оставило след. У сюрреалистов и Босха мне нравился символизм их живописи. Ты как будто читаешь книгу, разгадываешь загадки, а ответы носят глубочайший смысл. Это зачаровывало. Зато в японской графике очень притягивала лаконичность и чёткость, нехарактерное для западной традиции внимание к линии, к движению кисти. Папа мне говорил: письмо (т.е. иероглиф) – это искусство. Я удивлялся, но интуитивно понимал, кажется.

Потом появился интерес к каллиграфии не только японской, но и арабской. Затем к славянской вязи, хотя это совсем другая история, всё это было для меня собрание необычных эстетических явлений, но в тот момент в поле зрения появилась икона. Просто появилась и всё тут...

То есть не только рисование и вообще знакомство с различными видами изобразительного искусства, но и каллиграфия, славянская вязь, всё это вместе спровоцировало интерес к иконе?

В общем-то да. Интерес к церковнославянской вязи подвёл к иконе. Началась кристаллизация интересов и субъективный отбор: что-то ушло, а что-то осталось. И вот где-то в 15 лет икона стала чем-то более существенным, чем всё остальное. Я видел, что за иконой как предметом эстетического восприятия скрывается иная реальность. Это впечатление возникло у меня сразу, безо всякой рефлексии. Икона была каким-то удивительным явлением – в смысле, явлением Кого-то, и меня это очень притягивало. Чем больше я узнавал о сути иконы, о технике её написания, тем больше понимал, что это моё. Даже в самом приготовлении красок, в перетирании минералов, всяких камушков и цветных порошочков есть какое-то священнодействие. В иконе всё важно, нет случайных деталей. От заготовления доски до написания святого лика – во всём есть единый процесс рождения живого образа, как будто открывается окно в Вечность. И что удивительно, в иконе есть та простота и лаконичность линий, которая есть в иероглифах, есть чистота и естественность цвета, которая скорее напоминает музыку, и совершенно отсутствуют всякие "спецэффекты", как в обычной живописи, где ты сразу видишь, что вот эта одежда из атласа, а эта из бархата. В каноничной иконе всё это не существенно, важен только образ, который и сам есть порождение молитвы, и написан он не для пустого созерцания, а для молитвы.

Очевидно, что первоначальное эстетическое притяжении впоследствии переросло себя и стало чем-то более глубоким и иконопись стала не просто профессиональным занятием, но делом жизни. Можешь вспомнить как это произошло?

Как человек выбирает свой жизненный путь? Думаю, это происходит как-то незаметно. Один едет на археологические раскопки, другой перебинтовывает кошке пораненную лапу, так проявляется первоначальный интерес, который начинает притягивать нужные жизненные ситуации. Ведь тот, кто учится играть на скрипке, не знает, что в будущем может попасть в Лондонский оркестр, к примеру. У меня по-своему сложилось. Преодолев в 15 лет свою естественную застенчивость, пошёл искать иконописцев… и нашёл! Как-то нужные люди сами появились, я лишь сделал над собой усилие и начал расспрашивать, как можно научиться иконописи. На моё счастье, им как раз в мастерской нужен был помощник. Вот и вся история, собственно. В иконописной мастерской я полюбил всё. Запах, освещение, цвет самих икон, всё другое, необычное, интересное. Какая-то особая атмосфера. Я стал проходить путь от мытья полов до рисунка. Сначала даже боялся рисовать. Там я был на поколение младше самых младших мастеров. Но мне нравилось, и меня терпели. Постепенно доверяли более ответственную, и более интересную работу, пока не освоил все этапы написания иконы.

Теперь иконопись - это не только профессия, но и в глубоком смысле существенная часть меня. Без писания икон я себя не мыслю. Есть чувство, что я встраиваюсь в бесконечный ряд имянных и безымянных иконописцев, хотя есть и что-то моё личное, что выражается в выборе каких-то оттенков цвета и тому подобных вещах. Это трудно объяснить.

Интересно, что при таком глубоком внимании к живописи сначала, а затем к иконописи ты взял таки и поступил на философский факультет? Почему не Грекова?

Философский факультет появился почти случайно. Был выбор – поступать в художественное заведение, или какое-нибудь "интеллектуальное". Сейчас без иронии не могу об этом говорить, но тогда было всё серьёзно, жизненно. И одним из важных таких жизненных (прозаичных, конечно) требований к учебному заведению было наличие военной кафедры. К моменту поступления в университет я уже год работал в иконописной мастерской, и не было задачи как-то ещё по-особому научиться рисовать. Я и так ведь учился. Тем более что мой учитель сам художник очень высокого уровня. И вот философский факультет перевесил. Хотя всё же совсем случайным выбором это нельзя назвать, у меня был большой интерес к философии и вообще к интеллектуальной литературе.

Как обучение на философском и пребывание в иконописной мастерской влияли друг на друга? Не было ли конкуренции между ними?

Учёба на философском развивала мышление, помогала организации сознания. Ведь когда пишешь икону, то находишься в неком созерцательном состоянии ума, и философия чем-то содействовала этому. А для меня сам процесс мышления и рисования тесно связаны и оба формировали меня изнутри. Но был ещё негативный момент. Это касается атмосферы учёбы в целом. Меня беспокоило время, проведённое впустую, та огромная куча времени, которое было растрачено, потеряно. Какие-то тупые и неинтересные разговоры, хождения в общагу бессмысленные. Было чёткое ощущение, что это время провалилось куда-то в бездну, в пустоту, в какую-то пропасть. Это тягостное чувство утраты сопровождало меня всегда, когда время исчезало. Причём, дело не в том, что я был погружён в работу, или считал своих однокурсников недалёкими. Нет, совсем напротив. Сейчас многие друзья как раз мои бывшие однокурсники. Но просто есть ясное чувство: время может быть пустым или наполненным…

Думаю, несмотря на глубокую заинтересованность иконописью, у тебя есть какие-то иные интересы и измерения жизни?

Инетересов множество, я вообще легко увлекаюсь чем-то. Из существенных – игра на скрипке. Всегда мечтал играть на этом инструменте. Кроме занятий в музыкальной школе, посещаю репетиции струнного оркестра, где играю партию вторых скрипок. Какое-то время назад изучал грузинский. Сначала заинтересовался этой культурой, буквально всем – литературой, музыкой, архитектурой, кино, а дома неизвестно откуда взялся старый самоучитель грузинского. Вот и стал изучать. А когда побывал в Грузии и увидел столько чудесных местах, так навсегда теперь осталось особое отношение к этой стране…

Ещё люблю глубокое и требующее созерцания кино, под которое ты не спишь, а размышляешь. Кино, которое чем-то наполняет тебя, а не опустошает. Из любимых режиссёров: Кустурица, Параджанов, Абуладзе, отчасти Тарковский, Бергман, Куросава, Джармуш.

Интересуюсь всем подряд, на что хватает времени, смотрю, слушаю, читаю. Ну и главное, стараюсь не убивать времени, чтобы не получилось как в той сказке про Алису…

_____________________________

вернуться к списку бесед